Гер вот здесь посмотри:
http://www.bookdk.com/sovremennaya_russ … za/210435/
Если подруга твоя тренированная, я могу тебе шикарный альбом нашего друга скульптора Силиса прислать. Но в нем почти КИЛО...

Евгений Лукин

                                 СЛОВЕСНИКИ

   (C) Е.Лукин, 1993

   OCR BookWorm, 09.01.2003
   Е.Лукин, Л.Лукина. Щелк!: Фантастические повести и рассказы
   ООО "Издательство АСТ", М., 2001, 380 с.

                                            Солнце останавливали словом,
                                            Словом разрушали города.

                                                         Николай Гумилев

   Лаве и  раньше частенько доставалось на  рынке,  но сегодня...  Радим
даже  отшатнулся слегка,  завидев ее  на  пороге.  "Ах,  мерзавки..."  -
подумал он изумленно и растерянно.
   Неизвестно,  с  кем  Лава поругалась на  этот раз,  но  выглядела она
ужасно.  Шея - кривая, глаза - косят, одно плечо выше другого и увенчано
вдобавок весьма приметным горбиком.  Цвет лица -  серый с прозеленью,  а
крохотная очаровательная родинка на  щеке обернулась отталкивающего вида
бородавкой.
   - Вот! - выкрикнула Лава. - Видишь?
   Уронила  на  пол  корзину с  наполовину зелеными,  наполовину гнилыми
помидорами и, уткнув обезображенное лицо в ладони, разрыдалась.
   "Что-то  с  этим  надо делать,  -  ошеломленно подумал Вадим.  -  Чем
дальше, тем хуже..."
   Ушибаясь, он неловко выбрался из-за коряво сколоченного стола (как ни
старался Радим переубедить сельчан,  считалось, что плотник он скверный)
и, приблизившись к жене, осторожно взял ее за вздрагивающие плечи.
   - Не ходить бы мне туда больше...  - всхлипывала она. - Ты видишь, ты
видишь?..
   - Дурочка,  -  ласково  и  укоризненно  проговорил  Радим,  умышленно
оглупляя жену -  чтобы не вздумала возражать,  и Лава тут же вскинула на
него с надеждой заплаканные младенчески бессмысленные глаза.  -  Они это
из зависти...
   - Ноги... - простонала она.
   - Ноги?  -  Он отстранился и взглянул. Выглядывающие из-под рваного и
ветхого подола (а  уходила ведь  в  нарядном платье!)  ноги  были тонки,
кривы,   с  большими,  как  булыжники,  коленками.  С  кем  же  это  она
побеседовала на рынке? С Кикиморой? С Грачихой? Или с обеими сразу?
   - Замечательные стройные ноги, - убежденно проговорил он. - Ни у кого
таких нет.
   Зачарованно глядя вниз, Лава облизнула губы.
   - А...  а они говорят,  что я го...  го... гор-ба-тая!.. - И ее снова
сотрясли рыдания.
   - Кто?  Ты горбатая?  -  Радим расхохотался.  -  Да сами они...  - Он
вовремя спохватился и  оборвал фразу,  с  ужасом представив,  как у всех
торговок на рынке сейчас прорежутся горбы, и, что самое страшное, каждой
тут же  станет ясно,  чьего это языка дело.  -  Никакая ты  не горбатая.
Сутулишься иногда,  а  вообще-то  у  тебя плечики,  ты  уж  мне  поверь,
точеные...
   Он ласково огладил ее выравнивающиеся плечи. Упомянув прекрасный цвет
лица,  вернул на  впалые щеки  румянец,  а  потом исправил и  сами щеки.
Покрыв лицо  жены  мелкими поцелуями,  восхитился мимоходом крохотностью
родинки. Парой комплиментов развел глаза, оставив, впрочем, еле заметную
раскосость,  которая в самом деле ему очень нравилась.  Лава всхлипывала
все реже.
   - Да не буду я тебе врать: сама взгляни в зеркало - и убедись...
   И, пока она шла к висящему криво зеркалу, торопливо добавил:
   - И платье у тебя красивое. Нарядное, новое...
   Лава  улыбалась  и  утирала  слезы.  Потом  озабоченно  оглянулась на
корзинку с негодными помидорами. С них-то, видно, все и началось.
   - А  насчет  помидор  не  беспокойся.   Сам  схожу  и  на  что-нибудь
обменяю...
   - Но  они теперь...  -  Лава снова распустила губы.  -  А  я  их  так
хвалила, так хвалила...
   - А знаешь что? - сказал Радим. - Похвали-ка ты их еще раз! Умеешь ты
это делать - у меня вот так не выходит...
   И  пока  польщенная Лава  ахала и  восхищалась розовеющими на  глазах
помидорами,  он вернулся к столу, где тут же зацепился локтем за недавно
вылезший сучок.
   - Хороший  стол  получился,   гладкий,   -  со  вздохом  заметил  он,
похлопывая  по  распрямляющимся  доскам.   -   И  дерево  хорошее,   без
задоринки...
   Сучок  послушно втянулся в  доску.  Радим мрачно взглянул на  грязную
глиняную плошку.
   - Чтоб  тебя ополоснуло да  высушило!  -  пожелал он  ей  вполголоса.
Плошка  немедленно заблестела от  чистоты.  Радим  отодвинул посудину  к
центру стола и  задумался.  Конечно,  Лаве  приходилось несладко,  но  в
чем-то она, несомненно, была виновата сама. Изо всех приходящих на рынок
женщин торговки почему-то облюбовали именно ее,  а у Лавы, видно, просто
не хватало мудрости отмолчаться.
   - Знаешь,  -  задумчиво сказал он наконец, - тут вот еще, наверное, в
чем  дело...  Они  ведь  на  рынок-то  все  приходят уродины уродинами -
переругаются с  мужьями  с  утра  пораньше...  А  тут  появляешься ты  -
красивая, свежая. Вот они и злобствуют...
   Лава,  перестав на секунду оглаживать заметно укрупнившиеся помидоры,
подняла беспомощные наивные глаза.
   - Что же, и нам теперь ругаться, чтобы не завидовали?
   Радим снова вздохнул.
   - Не знаю... - сказал он. - Как-то все-таки с людьми ладить надо...
   Они помолчали.
   - Вот, - тихо сказала Лава, ставя на стол корзину с алыми помидорами.
   - Умница ты  моя,  -  восстановил он ее мыслительные способности,  и,
наверное,  сделал ошибку,  потому что  жена немедленно повернула к  нему
вспыхнувшее гневом лицо.
   - Я тебя столько раз просила!  -  вне себя начала она.  -  Научи меня
хоть одному словечку! Не захотел, да? Тебе лучше, чтобы я такая с базара
приходила?
   Радим закряхтел.
   - Послушай,  Лава,  -  сказал он,  и жена, замолчав, с сердитым видом
присела на шаткий кривой табурет. - Ты сама не понимаешь, о чем просишь.
Предположим,  я научу тебя кое-каким оборотам.  Предположим,  ты сгоряча
обругаешь Грачиху.  Но ведь остальные услышат, Лава! Услышат и запомнят!
И  в  следующий раз пожелают тебе того же самого...  Ты же знаешь,  я  -
мастер словесности!  Нас таких в селе всего четверо:  староста,  Тихоня,
Черенок да я...  Видела ты хоть однажды, чтобы кто-нибудь из нас затевал
склоку, задирал кого-нибудь? Ведь не видела, правда?..
   Лава молчала, чему-то недобро улыбаясь.
   - Ну я им тоже хорошо ответила,  -  объявила она вдруг.  -  У Грачихи
теперь два горба.
   - Два горба? - ужаснулся он. - Ты так сказала?
   - Так и сказала,  -  ликующе подтвердила Лава. - И прекрасно без тебя
обошлась!..
   - Постой,  -  попросил Радим,  и Лава встала.  Он потер лоб,  пытаясь
собраться с мыслями. - Два горба! Да как тебе такое в голову пришло?..
   - Мне это...  -  Лава не договорила. В глазах у нес был страх. Видно,
сболтнула лишнее.
   Радим тоже встал и беспокойно прошелся по вспучившимся доскам пола.
   - То-то,  я смотрю, сегодня утром: то зеркало искривится, то сучок из
стола вылезет...  Мы же так со всем селом поссориться можем! Не дай Бог,
придумают тебе кличку - тут уж и я помочь не смогу... Два горба!..
   Он  осекся,   пораженный  внезапной  и,   надо  полагать,  неприятной
догадкой. Потом медленно повернулся к отпрянувшей жене.
   - Ты  от кого это услышала?  -  хрипло выговорил он.  -  Кто тебе это
подсказал? Со словесником спуталась?
   - Нет! - испуганно вскрикнула Лава.
   - С кем? - У Радима подергивалась щека. - С Черенком? С Тихоней?
   - Нет!!!
   - А с кем? Со старостой?.. Ты же не могла это сама придумать!..
   Следует заметить,  что  от  природы Радим  вовсе не  был  ревнив.  Но
вздорная баба  Кикимора с  вечно  прикушенным по  причине многочисленных
соседских пожеланий языком однажды предположила вслух,  что  Радим -  он
только на людях скромник,  а дома-то,  наверное,  ух какой горячий!..  С
того дня все и началось...
   - Староста!  -  убежденно проговорил Радим.  -  Ну конечно, староста,
чтоб его на другую сторону перекривило!.. Нашла с кем связаться!
   Редко,  очень  редко  прибегал  Радим  в  присутствии жены  к  своему
грозному искусству,  так  что  Лава даже начинала подчас сомневаться:  а
точно ли  ее  муж -  словесник?  Теперь же,  услышав жуткое и  неведомое
доселе  пожелание  аж  самому  старосте,  она  ахнула  и  схватилась  за
побледневшие щеки.  Тем более что со старостой Лава и  вправду связалась
недели две назад -  в  аккурат после того как супруг сгоряча ее  в  этом
обвинил. В общем, та же история, что и с Черенком...
   "Спаси Бог  сельчан -  словесник осерчал",  -  вспомнилась поговорка.
Лава заметалась,  не  зная,  куда схорониться.  Но  тут  Радим запнулся,
поморгал и  вдруг  ни  с  того  ни  с  сего  тихонько захихикал.  Видно,
представил себе Грачиху с двумя горбами.
   - А  ловко  ты  ее!..   -   проговорил  он,   радостно  ухмыляясь.  -
Допросились-таки, языкастая...
   Не иначе кто-то на рынке в сердцах обозвал его дураком.
   - Два горба...  - с удовольствием повторил резко поглупевший Радим. -
Не-е,  такого сейчас уже и словесник не придумает...  Видать, из прежних
времен пожелание...
   Испуганно  уставившись на  супруга,  Лава  прижалась спиной  к  грубо
оштукатуренной стенке. А Радим продолжал, увлекшись:
   - Во  времена были!  Что  хочешь  скажи  -  и  ничего не  исполнится!
Пожелаешь,  например,  чтоб у соседа плетень завалился,  а плетень стоит
себе, и хоть бы что ему! Зато потом...
   Он вновь запнулся и недоуменно сдвинул брови.
   - О чем это я?
   Видно,  на рынке зарвавшегося ругателя одернули,  поправили: ума, что
ли,  решился -  словесника дураком называть?  А  ну как он (словесник то
есть)  ляпнет  чего-нибудь по  глупости!  Это  ж  потом  всем  селом  не
расхлебаешь!  Не-ет,  Радим -  он мужик смышленый, только вот Лаве своей
много чего позволяет...
   - Ты... о прежних временах, - еле вымолвила Лава.
   Вид у  Радима был недовольный и озадаченный.  Мастер словесности явно
не мог понять,  зачем это он накричал на жену,  обидел старосту, смеялся
над Грачихой...
   - Прежние  времена  -  дело  темное...  -  нехотя  проговорил  он.  -
Считается, что до того, как Бог проклял людей за их невоздержанные речи,
слова вообще не  имели силы...  Люди  вслух желали ближнему такого,  что
сейчас и в голову не придет...
   - И ничего не сбывалось?
   - Говорят, что нет.
   Глаза Лавы были широко раскрыты, зрачки дышали.
   - Значит,  если я  красивая,  то  как меня ни ругай,  а  я  все равно
красивая?
   - Д-да,  -  несколько замявшись,  согласился Радим.  -  Но  это  если
красивая.
   Лава опешила и призадумалась. Красивой становишься, когда похвалят...
Можно,  конечно,  и  родиться красивой,  но  для  этого опять-таки нужно
чье-нибудь пожелание... И чтобы соседки на мать не злились...
   Радим смотрел на растерявшуюся вконец Лаву с понимающей улыбкой.
   - Так что еще неизвестно,  когда жилось лучше,  - утешил он, - сейчас
или в прежние времена...
   - А...   а  если  какой-нибудь  наш  словесник,  -  как-то  очень  уж
неуверенно начала она,  -  встретился бы с  кем-нибудь из...  из прежних
времен... он бы с ним справился?
   Радим хмыкнул и почесал в затылке.
   - М-м...  вряд ли, - сказал он наконец. - Хотя... А почему ты об этом
спрашиваешь?
   Лава  опять  побледнела,  и  Радим  смущенно  крякнул.  "Вконец  жену
запугал", - подумалось ему.
   - Однако  заболтался я,  -  сказал  он,  поспешно  напустив  на  себя
озабоченный вид. - Напомни, что нужно на рынке выменять?
   - Хлеба и...  - начала было Лава, но тут со стен с шорохом посыпались
ошметки мела, а зеркало помутнело и пошло волнами.
   - Это Грачиха! - закричала она. - Вот видишь!
   - Ладно,  ладно... - примирительно пробормотал Радим, протягивая руку
к корзинке.  - Улажу я с Грачихой, не беспокойся... Кстати, глаза у тебя
сегодня удивительно красивые.
   Съехавшиеся было  к  переносице  глаза  Лавы  послушно  разошлись  на
должное расстояние.

   В  вышине над  селом яростно крутились облака:  одним сельчанам нужен
был  дождь,  другим  -  солнце.  Временами заряд  крупных капель вздымал
уличную пыль и только и успев, что наштамповать аккуратных, со вмятинкой
посередине,  коричневых нашлепок, отбрасывался ветром за околицу. Мутный
смерч  завернул в  переулок,  поплясал в  огороде  Черенка и,  растрепав
крытую камышом крышу, стих.
   Дома по  обе стороны стояли облупленные,  покривившиеся от  соседских
пожеланий,  с зелеными от гнили кровлями. С корзинкой в руке Радим шел к
рыночной площади,  погружая босые ноги то  в  теплую пуховую пыль,  то в
стремительно высыхающие лужи и  поглядывая поверх кривых,  а  то и вовсе
завалившихся плетней.  Там на  корявых кустах произрастали в  беспорядке
мелкие зеленые картофелины,  ссохшиеся коричневые огурцы,  издырявленные
червями яблоки -  и  все  это  зачастую на  одной ветке,  хотя  староста
ежедневно, срывая и без того сорванный голос, втолковывал сельчанам, что
каждый плод должен расти отдельно:  лук -  на своем кусте, картошка - на
своем. Как в прежние времена.
   Уберечь огород от людской зависти все равно было невозможно,  поэтому
владельцы не очень-то об этом и  заботились,  придавая плодам вид и вкус
лишь по пути на рынок.  Впрочем,  в обмене тоже особого смысла не было -
меняли картошку на яблоки,  яблоки на картошку...  А на рыночной площади
собирались в  основном поболтать да  посплетничать,  даже не подозревая,
насколько важна эта их болтовня.  Волей-неволей приходя к общему мнению,
рынок хранил мир от распада.
   Радим шел  и  думал о  прежних временах,  когда слова не  имели силы.
Поразительно,  как  это люди с  их  тогдашней невоздержанностью в  речах
вообще  ухитрились  уцелеть  после  Божьей  кары.  Ведь  достаточно было
одного,  пусть даже и не злого,  а просто неосторожного слова, чтобы род
людской навсегда исчез  с  лица  земли.  Будучи словесником,  Радим знал
несколько тайных фраз,  сохранившихся от прежних времен,  и все они были
страшны.  Словесники передавали их  друг другу по частям,  чтобы,  упаси
Боже,  слова  не  слились  воедино и  не  обрели  силу.  Вот,  например:
"Провались все пропадом..." Оторопь берет:  одна-единственная фраза -  и
на месте мира уже зияет черная бездонная дыра...
   - Чумазый!
   - Ты сам чумазый!
   - А ты чумазее!..
   Отчаянно-звонкие  детские  голоса  заставили его  поднять голову.  На
пыльном перекрестке шевелилась куча-мала, причем стоило кому-либо из нее
выбраться,  как ему тут же приказывали споткнуться и  шмякнуться в лужу,
что  он  немедленно и  делал под общий сдавленный хохот.  Потом раздался
исполненный притворного ужаса крик:  "Словесник!  Словесник идет!.." - и
ребятня  в  полном  восторге  брызнула  кто  куда.  Остался  лишь  самый
маленький.  Он сидел рядом с лужей и плакал навзрыд.  Слезы промывали на
грязной рожице извилистые дорожки.

Прочитала посоветованную  Ирой Скуридиной книгу Ю. Коваля Избранное. Открывала с опаской (а вдруг Коваль не понравится? А Ира мне нравится – что я ей тогда скажу? И зачем черт дернул меня сообщать, что я выписала книги и т.д.). Но после первых 2 страниц (а это был Недопесок) вздохнула с облегчением: слава Богу – это моё! Читала все 4 дня. Получила удовольствие. Сначала подумала, а как же дети могут оценить множество нюансов, словечек, шикарных фраз, образов, роскошество которых может оценить только взрослый. А потом сообразила, что книги Коваля из тех книг, в которых дети найдут свое, а взрослые свое. Кстати, во время прочтения некоторые слова и фразочки так и хочется записать куда-нибудь.
Конечно, Коваля нельзя читать походя, ну там, в перерывах ежедневной суеты. Ему надо выделить время, освободиться от суеты. В этом смысле, очень хорошо, что я его читала на даче.
Одновременно начала читать и Ирину Ковалиную книгу. Меня поразило предвидение (в предисловии к Ириной книге) Ю.Кима (очень кстати выложенного в ветке про музыку), который написал что-то вроде того: прочитав книгу, вы подумаете: а как же я раньше жил без  Коваля, и побежите скупать его книги. Это правда, мне сразу же захотелось еще прочитать и Самую Легкую в мире лодку, и про Лысых и усатых и ,конечно, Суера-выера (не ручаюсь, что названия приведены правильно –книга лежит дома).
А воспоминания о Ковале, которые Ира собрала в своей книге– из них сочится такой свет и кайф от общения с Ю.К., что Ире можно только позавидовать, что она часть жизни бок о бок общалась с Ю.К,
Про Иру. Мне понравилось, как кто-то из вспоминающих назвал Иру верный друг и оруженосец Коваля. Еще про Иру. Перефразируя известное выражение, Скажи мне, у кого  ты литсекретарь – и я скажу тебе, кто ты.

Моисюша, расставайся легко, я тебе подарю это раритетное практически антикварное издание.
Мне в свое время редактор книги передала остатки тиража, когда почило в Бозе издательство книжная палата.
Так что от остатков остатков еще кое-что осталось. Ты в Москве бываешь?

Народ, а может кто еще М. Успенского "Приключения Жихаря" не читал?
Попробуйте. Филологам особенно любопытно должно быть...
Галя, и дочке своей можешь его смело дать почитаьт. Правда, до этого с русскими народными сказками и былинами желательно ознакомиться

Ну вот не зря же, Гера, я еще и твоих родителей знаю и люблю тебя как родного. Эту книгу ("Там где нас нет"--остальные две не такие замечательные) я вталкиваю всем своим друзьям и знакомым вот уже целый год почти что через клизму, но почему-то никто такого восторга, как я, по ее поводу не испытывает. Даже знакомые филологи. просто иногда впадаешь в отчаянье, когда тебе ее возвращают с вежливой виноватой улыбкой и говорят: "Да, довольно интересная сказка." А на мордах-то написано: ну сказка, а чего ты, Ленка, так суетилась? С того момента в самом начале, как появился идол Проппа, которому надо было что-то рассказать, я в эту книгу восторженно и безнадежно влюбилась, безнадежно--потому что никто тут не разделяет мою любовь.

Слушай, Гер, а ты читал "Посмотри в глаза чудовищ"? Можешь объяснить--чем там кончилось?

Друзья, а мне очень нравится Евгений Клюев "Между двух стульев". Гера, которая Галя, конечно, это не для Сони пока, думаю, ей будет сложно переводить. Я читала с упоением, да и сейчас нередко перечитываю.
http://lib.ru/PSIHO/klyuew.txt_with-big-pictures.html
Всем приятного и захватывающего чтения!

Отредактировано Кобзева (22-07-2009 12:40:29)

Ага, вот и я о том же! 

Мошкин
Гриш, я уже башкой об стену бьюсь, не могу Аруселя приучить книги читать. Ей 8,5. Чего только не перепробовали. Сейчас хоть первый том Гарри Поттера прочитала. И то ладно

Вика, интерес пробудился.... мне его срочно кормить надо.... пока не остыл или что еще хуже не скатился в каких нибудь покемонов... или еще чего....

Мошкин
Мумми-троль, Том Сойер, Пеппи Длинныйчулок, Алиса в стране чудес (в переводе Чуковского)

Гришка, спасибо тебе за теплые слова.
Они нужны каждому из нас, пусть и через 15 лет после публикации. 
И за воспоминания из нашего детства… это словно не со мной происходило. Наверное так начинается склероз – слушаешь про себя что-то новое и невероятное. Очень клево!!
Думаю, после чтения ВопЛей тебе интересно будет прослушать радиопередачу Маринки Москвиной, записанную на самом излете жизни мэтра, а у меня впечатление, что это расцвет, ренессанс.
Маринка была верным другом ЮрийОсича, ученицей и просто апологетом.
А он расцветал, когда говорил со "своими" людьми, и скукоживался, давая интервью чужакам.

Так вот это – передача из цикла "У микрофона Марина Москвина", а внутри нее – уникальная запись беседы всей Маринкиной жизни.
http://ifolder.ru/13189384
http://ifolder.ru/13193443